4. Письма.

     Странно как-то… В начале письма, наверное, здороваются? Это глупо, потому что здороваться нужно при встрече. Ерунда какая-то… Гордись, дурак, ты первый, кому я пишу письмо.

            Итак, привет. Интересно, ты сейчас буркнул себе под нос «привет» или нет? Не суть. Почему я пишу тебе письмо? Да потому что ты скотина. Вот почему.

            Кстати, отличная погода. Вчера вечером мы с Ольгой висели над проспектом. Высоко-высоко. Внизу бегали машины, ходили люди. Мимо нас тоже проплывали какие-то парочки с отрешенными лицами. У нас, наверное, лица были тоже отрешенные, хотя какая мы с Ольгой парочка?

            Интересно, кто-нибудь принял нас за лесбиянок?

            Очень может быть.

            Помнишь, мы с тобой тоже сидели высоко-высоко и курили? Потом дули на пепел и он разлетался забавным облачком. Ночью мимо моего окна проплыло такое облачко. По-моему, наше. Представляешь?

            Нет, ты мне скажи: зачем ты ушел?

Я тебе надоела?

Конечно, сейчас ты скажешь, что замерз. Я же снежная королева. Черствая, сухая, твоих порывов не оценивающая.

Дурак.

По телевизору, по всем каналам, сейчас показывают утреннее шоу. Можно переключать, но толку мало – везде одно и тоже, только разные лица и разные декорации. Напоминает Вселенную, правда? Будь ты хоть в Париже, хоть на Марсе – ничего, в сущности не меняется. Только лица и декорации.

А ты сейчас в Париже или на Марсе?

Хотя, что тебе делать в Париже? Тем более – на Марсе?

Я тебя люблю.

Наверное…

Эй, погоди дуться! Просто… Тьфу ты!

Нет, я о не об этом. Ты ведь мой, правда? Был… Но ты же не навсегда? Ты же вернешься? Мне без тебя плохо. Я не знаю, чем заняться. На работе хочу домой. Дома – на работу. Тяжело как-то. Наверное я тебя люблю. Может быть даже точно люблю.

Странный оборот, не находишь? «Может быть даже точно». С другой стороны, оно ведь на самом деле так и есть. На этом обороте держится вся суть человеческих чувств: все у нас вроде как почти. Приблизительно. Абсолюта достигают только боги.

Этим мы и отличаемся от Них, мне кажется.

Они сидят там, на небе, и испытывают Абсолютные чувства. Кто-то по кому-то абсолютно скучает, кто-то кого-то абсолютно любит. А у нас по другому. У нас приблизительно.

Тебя нет три дня.

Три дня.

Я очень изменилась за это время. Правда. Я подстриглась. Коротко. Говорят, мне идет. И парик носить удо Чуть не проболталась.

Итак… Только что сходила на кухню, выпила чаю, покурила и подумала. Может быть, ну тебя к чертям?

Нет, правда. Ты сам ушел. «Не скучай», бля.

Это как, твою мать, понимать, а? Хорошо, не скучаю. Запарилась уже скучать. Тебе, как я поняла, плевать.

Вот и славно.

Значит никому не больно.

Не скучай.

Почти с любовью.

Больше не твоя.

Подруга.

Он скомкал лист, на котором было написано письмо, положил его в пепельницу и поджег. Прикурив от пламени, он хлебнул пива и уставил взгляд в одну точку. Как говорят подводники, АЗ упало.

Банально говорить, что все потеряло смысл, но так и было.

Он сидел в первой попавшейся ему за три дня пути придорожной забегаловке. Тощая официантка курила у стойки. Утреннее солнце больно било по глазам из огромных окон, отчего все посетители щурились.

Последних было немного.

Старичок-фермер хлебал пиво неподалеку от непрерывно курящей официантки. Будто шло соревнование: она больше выкурит или он больше выпьет. Сам знаю что маразм. Идем дальше. В углу ютилась парочка темных личностей.

Темные личности всегда сидят в углу и оценивающе осматривают заведение. Заказывают мало. Курят много. Одеты, понятное дело, в черное.

Так вот, эти двое были типичными темными личностями. Идем дальше.

Спиной к нашему герою сидела странная девушка. Жгучая брюнетка в черной юбке до колен и светлой кофточке (вы будете со мной спорить, но это совершенно не походило на униформу). Она постоянно глупо хихикала и читала газету, приставив ее близко-близко к глазам. Идем дальше.

Молодые люди в количестве трех человек пили чай за спиной у нашего героя, обсуждая непонятно что.

– Не зайдет.

– Почему?

– Да не зайдет и все. Там такое не заходит.

– Давай тогда «Ромео» вклиним.

– Шняга.

– Сам ты шняга. Тогда, помнишь – ржали.

– Бля, наши и ржали.

Так же в кафе присутствовал Почтальон. Отдав письмо он стоял как вкопанный у столика.

– Ответить желаете? – поинтересовался он.

– Передайте ей, что мне очень грустно. И что меня она больше не увидит.

Почтальон хмыкнул.

– Это все?

– Это все.

Почтальон кивнул и, к великому удивлению Брата-с-Земли, подошел к столику, где сидела брюнетка.

– Ему очень грустно, – провозгласил он. – Вы его больше не увидите.

– Да ну? – знакомый-знакомый голос.

Брюнетка повернула знакомое-знакомое лицо и сняла парик. Она. Без сомнения она. Только волосы короткие. Кстати, ей идет.

Темные личности в углу почему-то зааплодировали.